Были времена, когда фраза "остановим насилие" применялась в рэпе для красного словца. Так называемые гангстеры еще не записывали альбомов, кевларовый жилет не был обязательной частью амуниции звезды хип-хопа, а репортажи о перестрелках не появлялись в новостях MTV. Эта эра в прошлом. Сегодня трагедия одного человека – это развлечение для тысяч других. Сегодня выстрелы помогают продавать пластинки. Поэтому они раздаются снова и снова.

Здесь реальные истории людей, которых без преувеличения можно назвать звездами хип-хопа. В разное время и при разных обстоятельствах все они перешагнули порог смерти. И могло случиться так, что наши любимые песни не появились бы на свет. Но им повезло, они остались живы. И их рассказы помогают понять, почему американский рэп – такой. И почему русский рэп никогда таким не станет.

Capone, август 1996, Куинс, Нью-Йорк

Я собрался в Куинсбридж на ежегодный праздник района. При мне были деньги и немного драгоценностей. И какие-то ниггеры решили ограбить меня. Я сразу понял чем это может кончится и потянулся за пушкой. Но ниггер выстрелил первым и попал мне в руку…

Со мной была сестра Nore (Noreaga – партнер Capone по дуэту Capone-N-Noreaga), и она просто обезумела. Я вообще то был крутым парнем, но ей было не до моей репутации, у нее началась форменная истерика. Она кричала: "Ты ранен!" и все такое. Я попросил ее принести мне воды, а в это время думаю "твою мать, этот ниггер сделал меня". Но она только кричала, плакала и действовала мне на нервы.

Когда приехали врачи, я уже с трудом ворочал языком. По дороге в больницу я понял, что перестаю чувствовать свою руку. Она омертвела – я не мог ее поднять или пошевелить пальцами. Короче, ее парализовало.

До сих пор моя левая не вполне восстановилась. Тогда же она была полностью парализована. После того как я и Nore выпустили наш первый альбом, ему приходилось давать автографы за двоих. Он писал: "Capone-N-Noreaga". Я же даже ручку не мог взять в руку (Capone – левша, как и многие американцы). Зато после этого я здорово разработал правую – боксом и прочими подобными вещами.

Я осознаю: тот факт, что меня подстрелили – это часть игры. Не всем везет, да и всегда есть голодные ниггеры. Но я хочу сказать всем людям, что это не единственный путь. Моего опыта и опыта других парней должно хватить этим юнцам, которые берут в руки пушки. Сейчас в игре появилось много молодых рэпперов – по 18, 19 лет. Они мечтают заключить контракт и получить пулю. Я хочу им сказать – я тот чувак, который уже заключил сделку и получил пулю, и рассказал об этом на своих треках. И я не хочу, чтобы другие ниггеры прошли через то, что прошел я.

Lloyd Banks (G-Unit), 10 сентября 2001, Куинс, Нью-Йорк

Это был очередной поход в клуб. Мы стояли на улице. На улице возле клуба можно находиться по нескольким причинам – чтобы снять шлюх, чтобы получить по голове от полиции, что бы кого-то подстрелить или быть подстреленным самому. Я ждал шлюху. Тогда я уже был рэппером, но меня знали только в моем квартале.

И вот я на Джамайка Авеню, и раздается выстрел. Единственный выстрел. И происходит эффект домино – все вокруг повыхватывали пушки и начали палить в разные стороны. Первые мгновения я стоял на месте, потому что мне показалось, что все они палят в воздух. Но когда стрельба не утихла, я подумал "Черт возьми, эти niggas не шутят!". Пули рикошетили от стен, некоторые пролетали чертовски близко, и когда я наконец побежал, было слишком поздно. Пуля ударила меня в спину, прошив насквозь желудок и печень. У меня было ощущение, что во мне пробили дыру и сквозь нее дует ветер…

Я добрался до больницы сам, не дожидаясь приезда врачей. Вел себя спокойно, не паниковал. А на следующее утро обрушились небоскребы – это случилось 11 сентября. В больнице творилось невесть что, и меня быстренько оттуда выписали.

Сегодня я все еще чувствую последствия ранения, и так будет всегда. Чаще всего болит к дождю.

B-Real (Cypress Hill), 1987, Южный Централ, Лос-Анджелес

Это случилось летом 1987-го. Я был в окрестностях Южного Централа, у нас было нечто вроде пикника. Кто-то предложил сгонять за травой в соседний квартал, и все поддержали эту идею. У одного из моих пацанов был хромированный магнум. Он был кстати, потому что эти окрестности были поделены пополам между Crips и Bloods, так что гуляя по этим улочкам, приходилось держаться начеку. Если ты одет в синее (цвета Crips), то можешь столкнуться с кем-нибудь из Bloods, и тогда тебе не позавидуешь. Если ты одет в красное и встретишь Crips, тоже придется не сладко…

И вот мы свернули за угол и увидели эту машину с четырьмя котами в синем. Наши красные цвета были на нас, так что мы стали готовится к неприятностям. И они тоже – мы поняли это сразу, как только один из них достал винтовку. Мы бросились врассыпную – раздались выстрелы, одного из наших парней задело. Помню, пули свистели рядом, все ближе и ближе, пока наконец одна из них не свалила меня с ног. Я не думал, что это так мучительно.

Пуля пробила мне легкое и сломала три ребра. Я завернул за угол. Вернулся один из наших, уложил меня на сиденье кадиллака и погнал на красный к больнице. Там мне пришлось минут двадцать ждать еще четырех жертв какой-то перестрелки. Я плевал кровью на пол, а мне говорили: "Не пачкай пол кровью, глотай ее". "Глотать ее? Да иди ты нах..!" отвечал я и продолжать сплевывать.

Я пролежал в больнице неделю, пока мое легкое не привели в порядок. Мне предложили извлечь фрагменты пули, но я отнесся к этому скептически – в этой больнице немало людей умерло и из-за менее значительной фигни. Так что этот металл до сих пор во мне. И каждый раз, когда я делаю рентген, врачи удивляются "А это что еще за хрень?"

Game, октябрь 2001, Комптон, Калифорния

Я сидел дома. Обычно у меня ошивалось человек 10-15, но в этот раз никого не было – уж и не вспомню почему. Я включил "John Madden", чтобы продолжить свой сезон за Raiders, когда в дверь постучали. Это был один из знакомых чуваков, так что я открыл дверь и увидел, что за его спиной стоят два здоровых парня. И один из них сразу навел на меня пистолет.

Пришлось действовать очень быстро. Я впомнил как это делают в NFL и прыгнув на второго здоровяка, сбил его с ног. Тип с пистолетом ничего не мог поделать, потому что я боролся с его пацаном. А тот попытался вытащить свой ствол, который я стал выкручивать из ладони. И если бы мне удалось это сделать, я бы пристрелил всех троих. Но чувак понял, что дело плохо и начал нажимать спусковой крючок – один раз, второй, третий... В тот момент я даже не понимал, что нашпигован свинцом.

Похоже, они подумали, что убили меня и сбежали. Но я поднялся на ноги и вернулся в дом. Я чувствовал боль в ноге – там было две раны. Кровь текла на пол. Я подошел к зеркалу и обомлел – грудная клетка была прострелена слева, как раз там, где сердце. В этот момент я очень четко ощутил, как он бьется у меня в груди...

Очнулся я уже в госпитале. Там я узнал, что пять из девяти пуль достались мне. Некоторые раны оказались сквозными, всего их было семь. Одна пуля попала в руку, одна в живот, две в колено и еще одна – в сердце. И я благославлю Бога, за то что все еще жив.

Oschino (Rocafella Records), 27 июня 1997, Филадельфия.

Меня подстрелили, когда мне было 18. 27 июня 1997-го года – этой даты я не забуду. Это случилось на углу 46-ой и Браун в три часа дня. Я шел в китайскую лавочку, когда неизвестный с пистолетом, ничего не говоря, просто опустошил в меня весь магазин. Я даже не знал этого парня. Думаю, кто-то оболгал меня, сказав, что я кого-то там ограбил. Но это и неважно, а важно то, что в меня всадили девять пуль 45-го калибра. В живот, в руки, в ноги...

Если вас ранили в ногу, вы фокусируетесь на этой боли. Но если ранено всечтоблятолькоможно, то значит болит все сразу. Но хуже всего было с животом – это словно хороший удар в пузо. Даже не один удар – это словно кто-то без перерыва молотит вас по животу.

Я провалялся там на углу еще полчаса. Врачей я так и не дождался – первыми приехали полицейские. Я лежал на асфальте, а они одолевали меня вопросами "Кто в тебя стрелял?". Их это больше заботило. Во мне 13 дырок (некоторые пули прошли навылет) и из каждой льется кровь, а они талдычат "Кто в тебя стрелял? Кто в тебя стрелял?". Я им отвечаю: "Мужик"...

В конце концов меня повезли в больницу прямо в полицейском фургоне. Там я провел восемь дней. И каждый день ко мне приходили копы. Присаживались на краешек кровати и за свое: "Кто это сделал?". Давили на психику, мол, посмотри, что он с тобой сделал. Но я все равно ничего им не сказал. Им же просто нужно засадить в тюрьму еще одного ниггера. Ненавижу копов даже сильнее, чем того mothafucka, который стрелял в меня.

Bushwick Bill (Geto Boys), 19 июня 1991, Хьюстон, Техас.

Я проснулся, чувствуя что жизнь прекрасна. Это продолжалось до того момента, пока не позвонила моя мать и не сказала, что ей срочно нужны 500 долларов на лечение – на работе она упала и сломала себе руку. Так я решил убить себя.

Нет, не потому, что жизнь моя была ужасна. Просто денег с моей страховки как раз хватило бы на лечение матери.

Я подготовился очень основательно – ликер, гиннесс, хайнекен, потом трава – в нее кто-то еще и формальдегида добавил. Я уже все продумал. Я знал, как заставить мать моего ребенка пристрелить меня.

Я дал ей пистолет – а у меня их было шесть или семь и объяснил, что от нее требуется. Она сказала: "Нет! Ведь я люблю тебя", но я схватил ее ребенка и пригрозил прямо сейчас вышвырнуть его в окно. Потом зарядил диллинджер 22-го калибра и дал ей. Она пыталась отказаться, и тогда я выстрелил в стену позади нее, со словами: "Если ты не убьешь меня, то следующий раз я не промахнусь". Я посмотрел в ее лицо и понял, что она все сделает.

Она закрыла глаза, отвернула голову и завизжала. Я понял, что она может промахнуться, поэтому подвинул лицо прямо к стволу револьвера. Вдруг все потемнело, словно кто-то выключил телевизор.

По дороге в больницу я не подавал признаков жизни. Там меня сразу отвезли в морг, положили на столе – вобщем, для них я умер. И когда я очнулся, и со словами: "Я ссать хочу!" поднялся, полицейский с врачом наперегонки бежали прочь из морга.

Потом была операция, которая длилась шесть часов. В результате у меня сейчас стеклянный глаз. Пуля все еще в голове, потому что если ее извлечь,то это может нарушить мою речь. В моих мозгах остался порох, и когда меняется погода, я могу терять зрение.

Сначала меня мучила мысль "Зачем я это сделал с собой?". Но два месяца спустя я вошел в ванну и обнаружил там открытую Библию. И первая фраза, на которую я наткнулся, гласила: "Лучше отправиться на небеса с одним глазом, нежели попасть в ад с двумя". После этого мои переживания прекратились.